Гагаринский район
История
Андреевская слобода
Одним из древнейших селений этого района являлась Андреевская слобода, возникшая поблизости от Андреевского монастыря, до сих пор находящегося под крутым берегом Москвы-реки, там, где она резко поворачивает от Воробьёвых гор к Кремлю. Обитель имела уточнение в своём названии — «что в Пленницах», и в литературе по этому поводу было высказано две точки зрения. По мнению И.Е. Забелина, вероятно, здесь под крутым речным берегом вязали плоты и далее гнали их вниз по реке (согласно словарю В.И. Даля, пленницами именовались связки плотов). По другой версии, здесь издавна стояло небольшое сельцо Пленницы (за это говорит то, что в обители хранилась икона св. Андрея Стратилата с надписью, что данный образ был принесён из сельца Пленницы).
Точная дата основания монастыря неизвестна. Он впервые упоминается в известии о московском пожаре 1547 г., что даёт возможность осторожно говорить об основании обители на рубеже XV-XVI вв.
Более подробные сведения об Андреевском монастыре дошли от середины XVII в. и связаны с именем Фёдора Михайловича Ртищева (1626—1673).
Зачастую случается, что оценки историков и современников о роли и значении той или иной исторической личности бывают диаметрально противоположными. Фигура Ф.М. Ртищева в этом плане представляет собой редкое исключение. Выдающийся историк В.О. Ключевский писал, что он принадлежал к тем людям, которые «из своей исторической дали не перестанут светить, подобно маякам среди ночной мглы, освещая нам путь». А что же говорили о нём современники? Вскоре после его кончины было составлено «Житие милостивого мужа Фёодора, званием Ртищева» — явление чрезвычайно редкое для мирского человека, ибо в те времена составлялись жизнеописания исключительно лишь святых и духовных лиц, а не мирян. И действительно, жизнь Ртищева настолько удивительна, что заслуживает отдельного рассказа.
Он происходил из семьи мелких дворян Лихвинского уезда. По обычаю того времени, он рано стал служить «новиком», а затем, как и отец, городовым дворянином. Ещё только начинавший полковую службу 19-летний юноша настолько резко отличался своими талантами, что слава о нём быстро дошла до Москвы. В середине 1645 г. специальной царской грамотой он был вызван в столицу вместе с отцом и братом и немедленно получил назначение при дворе. И хотя царь Алексей Михайлович до той поры ни разу не видел Ртищева, впоследствии он никогда не раскаивался в своём выборе. С этого времени начинается почти четвертьвековая служба Ф.М. Ртищева в качестве государственного деятеля на постах дипломата, воеводы, руководителя приказов, воспитателя наследника престола. Но помимо этой стороны его деятельности была и другая. Ртищев, и сам жадно стремившийся приобрести знания, старался просветить своих соотечественников, упорно боролся с невежеством, добивался открытия новых школ, включения в их программы ранее не изучавшихся предметов, издания и перевода учебников и книг. Наряду с этим он занимался и делами благотворительности — организует госпитали для раненых, странноприимные дома, помогает голодающим, основывает первую общественную больницу в Москве.
В возобновлённом им в 1648 г. Андреевском монастыре он открыл училище, куда пригласил из Киева учёных монахов, чтобы организовать обучение «языкам славянскому и греческому, наукам словесным до риторики и философии». Москвичи по-разному отнеслись к этому нововведению. Одни, только лишь из одного угождения царскому любимцу, отправили учить своих детей к «киевским старцам». Будущий думный дьяк Л.Т. Голосов, тогда ещё юноша, жаловался о подневольности учения: «Старцы де не добрые, он де в них добра не познал и доброго ученья у них нет: ныне де он манит Фёдору Ртищеву, боясь его, а впредь де учиться никак не хочу». Другие же, наоборот, увлеклись малоизвестной в Москве греческой и латинской грамотой, хотя и признавали, что «в той грамоте и еретичество есть», и даже просились для продолжения образования в Киевскую академию. Двоих из них Ртищев отправил учиться в Киев. В целом же успех начинания Ф.М. Ртищева был очевиден.
При Ртищеве в монастыре возводится Преображенская церковь, а в 1675 г. было завершено строительство надвратной церкви св. Андрея Стратилата. Колокольня с церковью Михаила Архангела была возведена в 1748 г. на пожертвования графа С.Б. Шереметева.
Однако после смерти Ртищева школа в Андреевском монастыре просуществовала недолго и в 1685 г. была перенесена в Заиконоспасский монастырь в Китай-городе.
При Петре I строения монастыря частично использовали для содержания незаконнорожденных детей и подкидышей. В 1764 г. монастырь был упразднён, а главная церковь Вознесения Христова (возведена в 1689—1703 гг.) стала приходской. Что касается бывших монастырских зданий, при Екатерине II они использовались для различного рода исправительных учреждений. Так, в 1788 г., по словам английского путешественника Вильяма Кокса, в Андреевском монастыре содержались «распутные женщины», которые жили там в продолжение двух и трех недель, занимаясь тем, что «вьют верёвки для адмиралтейства». Тогда же, по его словам, в обители находился «приют для солдатских вдов», на который «императрица даёт на каждую женщину по четыре копейки в день; в приюте девяносто вдов».
В 1803 г. к Александру I обратились купеческое и мещанское общества с просьбой отдать им монастырские строения для устройства богадельни, так как «положение места, чистый и свободный воздух и близость церкви, куда призираемые без труда и изнеможения могут почасту приходить для славословия Творца Вселенной, все сие будет для них великою заменою терпимых ими недостатков и болезней». Император согласился, и через три года в бывшем монастыре открылась богадельня Московского купеческого общества, просуществовавшая здесь свыше столетия.
В советское время здания обители были заняты различными учреждениями, а в конце XX в. их возвратили церкви и сюда была переведена Синодальная библиотека.
Васильевское
По соседству со слободой Андреевского монастыря, там, где ныне размещается Институт химической физики РАН, ранее находилась усадьба Васильевское, или, как она известна под другим названием, «Мамонова дача».
Первыми её владельцами были Салтыковы, а наиболее раннее известие о ней относится к 1635 г., когда здешние земли приобрёл боярин Борис Михайлович Салтыков. Будучи родственником по женской линии Михаила Фёдоровича, первого царя из династии Романовых, он интриговал против предполагавшегося брака государя на избранной им невесте Марии Хлоповой. Поводом для этого стала боязнь того, что новые родичи царицы могли бы оттеснить Салтыкова от влияния на дворцовые дела. В итоге Хлопову обвинили в том, что она больна и сослали в Тобольск. Позднее, однако, выяснилась действительная роль Салтыкова, и по приказу отца государя патриарха Филарета последний подвергся опале.
Затем усадьба перешла к Петру Михайловичу Салтыкову, одному из виднейших бояр эпохи царствования Алексея Михайловича, а затем досталась его сыну Алексею Петровичу Салтыкову, боярину в первые годы правления юного Петра I, в 1713 г. назначенному московским губернатором.
Салтыковы владели имением до 1709 г., когда оно в результате обмена стало собственностью подполковника Преображенского полка князя Василия Владимировича Долгорукова. За время своей жизни он пережил несколько падений и взлётов, что было довольно характерно для эпохи первой половины XVIII в. с его непостоянством придворной карьеры. При Петре I он был одним из его ближайших помощников, но в 1718 г. из-за причастности к делу царевича Алексея его лишили чинов, орденов, имения и сослали в Казань. Екатерина I возвратила его ко двору, а юный Пётр II сделал генерал-фельдмаршалом. При Анне Иоанновне из-за дерзких выражений его жены, брошенных в адрес императрицы, он снова был сослан, на этот раз на Соловки. Елизавета Петровна вернула ему чин и назначила президентом Военной коллегии. Герцог де Лирия, испанский посол в России, так характеризовал Василия Владимировича: «Человек умный, храбрый. Честный и довольно хорошо знавший военное искусство. Он не умел притворяться и часто доводил искренность до излишества; был отважен и очень тщеславен; друг искренний, враг непримиримый… Он жил благородно, и я поистине могу сказать, что это такой русский вельможа, который более всех приносил чести своему отечеству».
В 1744 г. В.В. Долгоруков уступил Васильевское, как стала к этому времени называться усадьба, своему родственнику князю Василию Михайловичу Долгорукову, впоследствии ставшему московским губернатором. Он сделал блестящую военную карьеру: начав служить с 13-ти лет, в 14 он уже участвовал в штурмах Перекопа и Очакова. При Екатерине II его назначили командовать армией для завоевания Крыма, и после его присоединения он получил приставку «Крымский» к своей фамилии, шпагу с алмазами, 60 тыс. рублей и бриллиантовые знаки ордена Андрея Первозванного. Однако, обидевшись, что ему не дали звания фельдмаршала, предпочёл остаться не у дел, пока в 1780 г. не был назначен главнокомандующим в Москву. Правда, на этом посту он пробыл всего два года до своей кончины.
Именно при нём Васильевское становится роскошным имением, с большим дворцом, выстроенным в 1756—1761 гг. Согласно описи конца XVIII в., в усадьбе находился каменный дом с антресолями, за ним были два пруда, там же стояли и беседки, а также пять турецких каменных «домиков» и «два корпуса наподобие турецких крепостей», построенные по случаю приёма Екатерины II в 1780 г. В усадьбе имелось также много хозяйственных строений, а «при въезде на двор» располагались два сада — справа регулярный парк площадью более 13 тыс. кв. метров, а слева — фруктовый сад, занимавший свыше 16 тыс. кв. метров. В имении располагалась большая оранжерея, фрукты из которой предлагались москвичам: «В состоящем за Калужскими воротами загородном его сиятельства господина генерал-аншефа и трёх российских орденов кавалера князя Василия Михайловича Долгорукова-Крымского доме, что называется село Васильевское, продаются красные, белые и зелёные арбузы, разных родов лучшего вкусу дыни и канталупы (сорт дыни. — Авт.), также и другие многие редкие плоды».
Описание имения этого времени оставил английский путешественник Вильям Кокс: «…мы остановились в Васильевском, загородном доме князя Долгорукова, который стоит на верхушке холма, у подошвы которого здесь течёт, огибая его, река Москва, которая здесь шире, чем в других местах; с холма открывается роскошный вид на обширный город; дом — обширное деревянное здание, к которому мы поднялись по трём террасам… В саду находятся несколько моделей крепостей, которые были им осаждены и взяты; между прочими, модель Керчи и Перекопа».
В своей подмосковной В.М. Долгоруков давал роскошные праздники. Об одном из них, данном в честь тезоименитства наследника престола (будущего Павла I), писали тогдашние «Московские ведомости»: «…в сих торжествах отменное своё усердие оказал его сиятельство генерал-аншеф и ордена святого Александра кавалер князь Василий Михайлович Долгоруков, у которого в загородном доме, называемом Васильевское, в оба оные дни, приехав от молебна, по приглашению через разосланные печатные билеты, обретающиеся здесь господа сенаторы, генералитет и прочие, как светские, так и духовные знатные персоны весьма великолепно и богато, с крайним порядком и удовольствем всех, трактованы были, как обеденным, так и вечерним кушанием, за сделанным в одной галерее фигурным столом на 150 кувертов, а сверх того и в других покоях за несколькими столами, где при питии за высочайшее ея императорского высочества здравия, из поставленных в оном доме пушек производилась пальба. В оба ж дни с пятого часа пополудни начинался бал, на котором, так как и за ужинным столами по таковому же приглашению от супруги его сиятельства княгини Настасьи Васильевны, присутствовали знатные дамы и девицы, и бал, состоя в персонах в двухстах обоего пола, продолжался всегда до совершенного рассвета следующего дня; а между тем беспрестанно подаваемы были служащие к прохлаждению напитки и нынешнего времени фрукты и конфекты. Причём для смотрения столов и бала впускаемы были также в покои купечество и мещанство; а особливо для них сделан был театр, на котором учрежденные от полиции актёры представляли разные комедии, которых бывшие у его сиятельства знатные особы смотрели из галереи. Как дом его сиятельства, так и проезжая к Москве-реке дорога были иллюминованы. А 28 числа в 12 часу пополудни зажжён был фейерверк…».
После кончины В.М. Долгорукова-Крымского Васильевское перешло к его сыну, также Василию. В начале XIX в. усадьба принадлежала князю Николаю Борисовичу Юсупову, владельцу знаменитого подмосковного Архангельского. И хотя Юсупов жил в основном в Архангельском, он не забывал и о Васильевском. Известный московский бытописатель А.Я. Булгаков так, к примеру, сообщал о приёме в Москве принца Оранского: «…устраивается праздник в Архангельском у Юсупова, будет ещё обед у Юсупова в Васильевском, когда принц поедет на Воробьевы горы».
В послепожарное время главный дом, возможно, перестраивался: на фасаде появились позднеампирные декоративные детали, что позволило искусствоведам предположить участие в перестройке архитектора Д. Жилярди.
Тем не менее уже в последние годы жизни Н.Б. Юсупова (он умер в 1831 г.) Васильевское начинает переживать упадок. В частности, в 1829 г. некий херсонский купец 2-й гильдии И.И. Плет нанимает «дачу Васильевское» на два года с тем, «чтоб в протекающей мимо оной дачи Москве-реке производить мне во всё годовое время мойку русских и тонких шерстей и сушку и сортировку оных». В контракте подчёркивалось, что сортировка шерсти должна была производиться «в тамошнем господском доме вольнонаёмными по пачпортам людьми», а херсонский купец оговаривал право «и во оном же доме самому мне жить».
Сразу после окончания срока действия этого контракта Васильевское 5 мая 1831 г. сдаётся для проживания М.А. Дмитриева-Мамонова, а в 1833 г. его опекуны приобретают усадьбу у сына Н.Б. Юсупова.
Граф Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов, один из богатейших людей своего времени, в войну 1812 г. прославился тем, что на свои средства сформировал целый полк и в чине генерал-майора командовал им в военных действиях. Выйдя в отставку, он поселился в своей знаменитой усадьбе в Дубровицах (под Подольском). Вскоре здесь у него проявились первые признаки душевной болезни. Он жил полным затворником, слуги подавали ему питьё, еду и платье в его отсутствие и получали распоряжения в письменном виде. Рассказывали, что один из слуг, желая увидеть графа, был им обнаружен и жестоко избит. Он добрался до Москвы, подал жалобу, которой дали ход, и над Дмитриевым-Мамоновым учредили опеку.
Со временем припадки безумия усилились — он воображал себя папой и римским императором, но в промежутках обнаруживал полную ясность и глубину ума. Многие из опекунов были отнюдь не добросовестны, а врачи того времени применяли к душевнобольным обычную практику смирительных рубашек и обливания холодной водой, так что граф справедливо жаловался: «Как меня мучили и, муча, обкрадывали!» Умер М.А. Дмитриев-Мамонов здесь же, после почти тридцатилетнего фактического заточения, в возрасте 73 лет, по одной версии, скоропостижно, когда шёл из спальни в библиотеку, а по другой — от ожогов разлившегося по ночной рубашке и воспламенившегося одеколона.
После его смерти Васильевское досталось его дальнему родственнику действительному статскому советнику, бывшему московскому губернатору И.С. Фонвизину (тётка М.А. Дмитриева-Мамонова была замужем за И.А. Фонвизиным, отцом писателя). Но денежные его дела шли не слишком удачно, и он вынужден был сдавать «Мамонову дачу» в аренду под больницу для душевнобольных доктора Левенштейна, которая занимала её с 1877 по 1884 г. Позднее он закладывает усадьбу в Кредитном обществе, но не смог выкупить её, и в 1883 г. имение приобрёл садовник Ф.Ф. Ноев, превративший его в крупное, почти промышленного масштаба, цветоводческое хозяйство, которое было настолько известным, что иногда «Мамонову дачу» именовали «Ноевой».
В 1908 г. вопрос о приобретении «Мамоновой дачи» обсуждала Московская городская дума. Переговоры велись долго, и в итоге цену покупки удалось снизить с 15 до 9 рублей за квадратную сажень. В 1910 г. имение стало собственностью города. В начале 1912 г. решено было превратить Васильевское в общественный сад — привести в порядок парк, разбить дорожки и цветники, построить музыкальную эстраду, кофейню, устроить площадку для тенниса. Всё это требовало больших затрат, и в итоге сначала решено было сдать главный дом внаём под ресторан. Но вскоре разразилась Первая мировая война, и Васильевское стало всё более и более разрушаться.
Некоторые перемены наступили в 1921 г., когда во время одного из спортивных праздников на Воробьёвых горах покинутым дворцом заинтересовались члены Коминтерна, выразившие желание устроить в нём школу и музей физической культуры. Начался ремонт, и весной 1922 г. в нижнем этаже дома разместили приют для детей голодающих. 3 августа 1924 г. в Васильевском открыли Центральный музей народоведения, в котором демонстрировались предметы быта и промыслов, одежда народов СССР. Музей просуществовал до Великой Отечественной войны, затем он был переведён в Ленинград, а после войны здесь разместился Институт химической физики.
По материалам книги Аверьянова К.А. «История московских районов».
История районов Юго-Западного округа Москвы
Районы ЮЗАО: Академический, Северное Бутово, Южное Бутово, Гагаринский, Зюзино, Коньково, Котловка, Ломоносовский, Обручевский, Тёплый Стан, Черёмушки и Ясенево.
