Район Нагатино-Садовники
История
Происхождение названия села Нагатино, давшего имена двум районам Южного округа: Нагатинскому затону и Нагатино-Садовники, загадочно. По мнению Н.Н. Белянчикова, оно образовано от словосочетания «на гати», т.е. топкого места, укреплённого хворостом, брёвнами и насыпной землёй. Однако это маловероятно, поскольку в языке не известно случаев образования русских топонимов из сочетания предлога и имени существительного, и является типичным «народным» объяснением непонятного названия. Кроме того, в древнейших документах название села всегда писалось с «о» в первом слоге: «Ногатиньское», «Ногатино». На Руси в IX-XI вв. ногатами называли разрубленные пополам или на четыре части арабские серебряные дирхемы. Первоначальное значение арабского слова «ногата» — наличные деньги. Поэтому академик М.Н. Тихомиров предложил версию происхождения топонима от этого слова. Учитывая судоходность Москвы-реки и неизбежность «мыта» — сбора денежных пошлин, взимавшихся с купеческих караванов, можно было бы согласиться с ней. Но в XIII в. — времени, предшествующем первым упоминаниям о селе в источниках, ногаты, несомненно, уже не имели хождения на Руси. С другой стороны, возможно предположить владельческий характер названия. Однако, по мнению академика С.Б. Веселовского, версию, что Нагатино получило своё название от человека, носившего прозвище «Ногата», следует отвергнуть, ибо как личное прозвище оно не известно. М.Н. Тихомиров указал и другой возможный вариант происхождения названия села — от древнерусского слова «ногатица» — горница. Как бы то ни было, вопрос о происхождении названия остаётся открытым, хотя несомненно, что Нагатино принадлежит к числу древнейших населенных пунктов Подмосковья.
Впервые оно упоминается в 1331 г. в завещании московского князя Ивана Даниловича Калиты, передававшего село своему младшему сыну Андрею. Очевидно, уже тогда это был довольно крупный населённый пункт. В 1353 г. от князя Андрея Ивановича село перешло к его сыну Владимиру, впоследствии знаменитому сподвижнику Дмитрия Донского, который в начале XV в. завещал его «со всеми луги и деревнями» своей жене Елене Ольгердовне в «опричное» владение. Завещание особо оговаривало его неприкосновенность: «А дети мои в… матери своей удел не въезжают». Начиная с Елены Ольгердовны Нагатином владели три поколения княгинь серпуховского рода — помимо неё — её сноха Василиса, вдова князя Семёна Боровского, и внучка Мария Ярославна. Последняя вышла замуж за великого московского князя Василия Темного, и Нагатино вновь попадает в руки московских великих князей и входит в состав дворцовой Коломенской волости.
Первоначально село представляло собой, очевидно, ассоциацию деревень хуторского типа из 1—3 дворов с центральной усадьбой во главе. В XV-XVI вв. происходит замена хаотичной застройки на более компактную. На планах XVIII в. Нагатино выглядит как трёхрядная деревня с двумя улицами, вытянутыми с юго-запада на северо-восток в сторону устья «Ногатинской» заводи.
Трудно сказать, существовала ли церковь в Нагатине. Возможно, что здесь имелся какой-то деревянный храм, впоследствии не возобновленный из-за строительства в середине XVI в. церквей в Коломенском и Дьякове. Во всяком случае, в известных источниках церковь не упоминается.
Основным занятием нагатинских крестьян являлось сельское хозяйство, хотя природные условия не способствовали пашенному земледелию. Москва-река тогда имела другое русло, недалеко от деревни она меняла своё направление с северо-восточного на юго-восточное и южное, а следом её частых разливов была цепь озёр-стариц — остатков её старого русла, в числе которых были озёра Новинское и Нагатинское. По всему правому низменному берегу тянулась широкая полоса заливных лугов, составлявших главное богатство деревни. Документы характеризуют здешние земли как «худые», и поэтому сравнительно рано особое значение в крестьянском хозяйстве приобретает высококвалифицированное огородничество, имевшее товарный характер, особенно в XVIII-XIX вв. Выращивались, по-преимуществу, капуста и огурцы. Главным же богатством нагатинских земель все, без исключения, источники считали заливные луга с их густым травостоем. Но занятия местных жителей этим не ограничивались. Об этом косвенно свидетельствует завещание княгини Елены Ольгердовны, упоминающее «городских ногатинци с пошлинами». Можно предположить, что это была лоцманская или судостроительная и судоремонтная работа, для которой особенно удобна была заводь — речной залив Москвы-реки.
Источники позволяют проследить демографическое развитие села. По переписи 1646 г., в «тянущей» к дворцовому селу Коломенскому «деревне, что было сельцо Нагатинское у Нагатинского озера» в 21 дворе проживало 42 души мужского пола. В 70-е годы XVII в. в нём значится 16 дворов и 106 душ крестьян. Столетие спустя, по актам Генерального межевания, в Нагатине уже считалось 52 двора и 268 жителей.
Несколько столетий Нагатино находилось в Дворцовом ведомстве. По указу императора Павла I в 1797 г. оно вместе с другими сёлами и деревнями было передано в ведение Департамента уделов, в отличие от Коломенского, считавшегося личной собственностью царя. Для управления удельными крестьянами были созданы особые приказы, один из которых назывался Коломенским, но с центром управления в Нагатине. В подчинении приказа в 1811 г. находилось 28 селений. В 1848 г. в нём числилось 16 сел и деревень и 13 тыс. человек обоего пола.
В XVIII в. начинается приток старообрядческого населения в Нагатино и соседнее Коломенское. По данным 1859 г., в нём числилось 89 дворов и 673 человека, половина из которых была старообрядцами (в 1826 г. их было 176 человек, в 1865 г. — 217 человек). По сведениям Н.Н. Белянчикова, в Нагатине жили крестьяне с такими аристократическими фамилиями, как Голицыны и Хованские. Себя они считали потомками этих известных княжеских фамилий.
После реформы 1861 г. удельных и помещичьих крестьян уравняли в правах. Была образована Нагатинская волость. В селе находились волостное управление и суд, трактиры. Дальнейшая жизнь местных крестьян во многом была похожа на жизнь других соседних подмосковных селений. Хотя официально нагатинские крестьяне вышли «на волю» в 1864 г., условия их освобождения ухудшали прежнее положение — в частности, им было запрещено ловить рыбу в Москве-реке и Нагатинском озере. За свою же землю они ежегодно должны были платить с каждого душевого надела по 4 рубля 7 копеек — сначала 2 года в Сдельное ведомство, а затем 49 лет в казну.
Главным занятием нагатинских крестьян начиная с XVIII в. становится огородничество. Учитывая, что лучшие земли и покосы принадлежали Дворцовому ведомству (эти покосы часто сдавали в аренду), крестьяне страдали от малоземелья и частых неурожаев, да и результаты их работы на дворцовой десятинной пашне были также низки. Поэтому в 1763 г. десятинная пашня была уничтожена, земли передали крестьянам за определённый, в основном денежный оброк. На своей пахотной земле сельчане стали высаживать овощи (капусту и огурцы) и продавать их в Москве. Постепенно огороды стали размещать непосредственно по берегам реки, что в итоге вело к уничтожению заливных лугов.
По переписи 1869 г., в деревне проживало 304 мужчины и 333 женщины. Данные 1876 г. свидетельствуют о наличии здесь 116 хозяйств, волостного правления, 1 трактира, 3 овощных лавок. В это время крестьяне распоряжались 390,5 десятинами земли, причём, что характерно, заливные луга составляли лишь 29,1 десятины, а размер усадебной земли (137 десятин) превышал размер пахотной (112,2 десятин). Зерновые (рожь, овёс) уже не высевались, их место полностью занял картофель, практически весь выращивавшийся на продажу. Крестьяне целиком перешли на однопольную систему земледелия, т.е. картофелем ежегодно засаживали все пахотные поля, земля не отдыхала. При такой эксплуатации она быстро истощалась, требуя удобрения, и поэтому крестьянам приходилось возить из Москвы навоз. На одну десятину картофеля требовалось 50—60 возов, на что затрачивалось 20—30 рублей. Близость к Москве позволяла сделать две-три поездки в день. Немалая стоимость удобрения, однако, с избытком окупалась урожаем, поэтому самым выгодным занятием в свободное от полевых работ время считалась езда за навозом, чем крестьяне занимались всю зиму. Ещё больше удобрений требовали другие овощные культуры, служившие основным источником доходов крестьян.
Для подготовки земли под посадку использовали специальную огородную соху — массивнее обычной, с большим расстоянием от рамы до конца сошников и меньшим их наклоном к раме, что давало более глубокую вспашку. Капусту сажали на грядках квадратами, используя при этом специальные сажальные колы. Дважды или трижды в лето устраивали прополку, для которой применяли модификацию мотыги — полотик. Убирали урожай в середине октября. Огурцы сажали по гребням, пропалывали также два-три раза, а собирали в июле — середине августа. Характерна была посадка на одном и том же месте в одном году двух культур — капусты после огурцов или огурцов в междурядьях капусты.
Капусту квасили в дошниках — огромных кадках до 1500 пудов, врытых в землю, и в небольших кадках (эта капуста считалась лучше и шла на личное потребление, в отличие от «дошниковой» — продажной), огурцы солили в кадках, но такая засолка была дорогой и доступной не всем крестьянам. Интенсивные и срочные овощеводческие работы не могли выполняться силами одной семьи, поэтому большинство хозяйств для ухода за растениями (поливки, прополки), уборки урожая и рубки капусты нанимали рабочих. Поденщиков брали на целое лето, что было выгодно для них и привлекало их сюда в великом множестве, так что порой крестьянам более удалённых от Москвы селений, не входивших в огороднический район, наёмных рабочих рук уже не хватало.
Понятно, что такому высокотоварному характеру хозяйства сопутствовало и расслоение крестьянства. Так, если в 1899 г. треть хозяйств нанимали работников, то около 16% свой надел не обрабатывали. Почти все крестьянские хозяйства имели лошадей, 63,4% держали коров. Почти половина семей занималась промыслами, правда, самыми простыми: мужчины в свободное время зимой возили лёд, снег, песок, женщины же занимались таким необременительным делом, как намотка хлопчатобумажных нитей на катушки. В 1881 г. этим занимались 30% женщин-работниц, в 1899 г. — 10%. До реформы 1861 года в деревне находилось удельное училище, затем дети нагатинских крестьян учились в двух училищах села Коломенского — земском и частном; кроме того, некоторые старообрядцы обучали ребят на дому. В-1899 г. грамотных и учащихся в селении было 219 человек (при числе жителей 733 человека). В начале 1900-х годов между Нагатином и Новинками была построена каменная трёхклассная школа. В XIX в. в Нагатинском затоне строится судоремонтный завод, рядом с которым возникает заводская слобода.
После 1917 г. местные крестьяне объединились в колхоз «Огородный гигант», развивается и заводская слобода, которая преобразуется в рабочий посёлок. В 1960 г. Нагатино входит в черту Москвы, и на территории древнего села строятся городские кварталы. Ныне о прежнем селении напоминает лишь название Нагатинской набережной.
Коломенское
Другим селом, располагавшимся неподалёку от Нагатина, являлось Коломенское, которое благодаря происходившим в нём событиям навсегда осталось в отечественной истории.
Название села, судя по всему, образовано от славянского слова «коло» (в современном языке известно слово «околица») и может переводиться как «окрестное». По мнению М. Фасмера, возможно происхождение названия и от слова «колоймище» — кладбище, образованного от финских «кальма» — могила или «кальмисто» — могилище.
Существует предание, что село Коломенское было основано в 1237 г. жителями Коломны, которые бежали из родного города от нашествия хана Батыя. Отсюда будто бы и произошло название села Коломенского. Но объяснение это носит позднейший характер и, очевидно, является плодом исторической фантазии.
Как великокняжеская вотчина село впервые упоминается в 1331 г., когда великий московский князь Иван Калита отдал его по духовному завещанию своему младшему сыну князю Андрею. Расположенное на Серпуховской дороге, Коломенское было одной из московских вотчин его сына князя Владимира Андреевича Серпуховского. В XIV в. это была ещё небольшая княжеская усадьба, куда входил двор князя со службами и село.
Быстрому возвышению Коломенского способствовало его удобное географическое и стратегическое положение на стыке сухопутных и водных дорог, идущих на юг. Коломенское не раз упоминалось в летописях в связи с борьбой Москвы с Золотой Ордой и Крымским ханством. Через село после победы на Куликовом поле возвращался в 1380 г. Дмитрий Донской. В 1408 г. хан Эдигей при походе на Москву раскинул свой лагерь в Коломенском. В 1521 г. из него совершил набег на столицу крымский хан Мохаммед-Гирей. В южном направлении дважды, в 1528 и 1533 гг., выходил навстречу татарским полчищам великий князь Василий III. В 1533 г. он руководил из Коломенского военными действиями против крымского хана Сафа-Гирея. Позже через Коломенское совершал свой поход на Казань Иван Грозный. И не случайно, что именно в этот период в Коломенском строится церковь Вознесения (1532) и храм Иоанна Предтечи в соседнем селе Дьякове. Летописец о церкви Вознесения записал, что та церковь была «вельми чудна высотою и красотою и светлостию», какой прежде того не бывало на Руси. В сентябре того же года на её освящении три дня пировали митрополит, братья великого князя и бояре.
Во времена Ивана Грозного в Коломенском существовал дворец, две церкви, построенная в первой половине XVI в. Георгиевская колокольня, все необходимые хозяйственные постройки. В записках немца-опричника Генриха Штадена упоминается, что в 1571 г. крымский хан Девлет-Гирей, совершая поход на Москву, велел «подпалить увеселительный двор великого государя в Коломенском в миле от города». В 1591 г. сын Ивана IV царь Фёдор Иванович вновь отстроил опустошенное татарами село. Им был построен другой дворец, который, однако, простоял недолго. В России начиналось Смутное время. В 1605 г. вблизи Коломенского устроил свой стан Лжедмитрий I А в начале октября 1606 г. здесь поставил укрепленный лагерь И.И. Болотников и приступил к осаде Москвы.
На плане Москвы Исаака Массы 1606—1607 гг. изображена картина битвы между войсками царя Василия Шуйского и отрядами под руководством Ивана Болотникова, проходившей в Коломенском 2 декабря 1606 г. На рисунке показаны сооружения усадьбы, видна церковь Вознесения, въездные ворота, расположенные вблизи храма, часть каменной ограды. После низложения царя Василия Шуйского в 1610 г. в Коломенском стоял новый самозванец Ажедмитрий II с войсками.
XVII в. стал для царской усадьбы временем наибольшего расцвета. После воцарения Михаила Романова село Коломенское, как пострадавшее от поляков, получило льготы и освобождение от государственных повинностей. С этого времени началась интенсивная застройка царской усадьбы. Прежде всего был заложен большой деревянный дворец, состоявший из множества теремов и хором, соединенных между собой сенями и переходами. В середине XVII в. в память избавления Москвы от польского пленения была построена церковь Казанской иконы Божьей матери. Она предназначалась в качестве домового храма для нового царского дворца и была связана с ним тёплым переходом. Тогда же сооружена Водовзводная башня для снабжения усадьбы водой.
По описанию 1646 г., в селе значились двор великого государя, «да другой двор государев конюшенный», 6 дворов церковного причта, 3 двора церковных бобылей, «да в селе ж крестьян и бобылей 52 двора».
В 1645—1671 гг. строительство дворцового комплекса продолжил царь Алексей Михайлович, уделявший расширению и украшению дворца много внимания. По своему характеру планировка дворца представляла многократное повторение обычной жилой рубленой клети. Они группировались в самых разнообразных сочетаниях в отдельные комплексы, объединенные крытыми переходами. Дворцовые постройки включали в себя 270 помещений. Соединённые в асимметричные группы, разнообразные срубы хором завершались живописными кровлями самого различного вида. Под ними устраивались дополнительные помещения в виде теремов и светлиц. В сооружении кровель искусство русских мастеров достигло наивысшего художественного выражения. Здесь встречались перекрытия: «кубом», «маковкой», «восьмигранным шатром», «бочкой», «крещатой бочкой», «двойной крещатойбочкой», «клинчатой кровлей», «палаткой». Не только формы кровель, но и сам характер её чешуйчатой поверхности изумрудного и бирюзового цветов с позолоченными гребнями, фигурными флюгерами, расписными подзорами придавали дворцу красочный наряд.
Не меньшим многообразием отличалась внутренняя отделка хором. Цветные изразцовые печи, узорчатая сетка слюдяных окончин, расписанные на китайский манер столы, лавки, покрытые узорчатыми тканями, — составляли убранство дворца. Это грандиозное сооружение вызывало изумление у современников. Его сравнивали с драгоценной шкатулкой, только что вынутой из ларца. Симеон Полоцкий назвал дворец в Коломенском восьмым чудом света: »… Седмь дивных вещей древний мир читаше, осмый див сей дом время имать наше.... Осмое ныне на Москве явися, егда сей царский твой дом совершися, Всячески дивный, красный и богатый, велелеп извне, внутрь нескудно златый».
Во второй половине XVII в. Коломенское являлось центром обширной дворцовой вотчины. К нему было приписано четыре присёлка (Дьяково, Борисово, Сабурово, Братеево) и восемь деревень (Батюнино, Новое Заборье, Чертаново тож, Котёл, Нагатино, Курьяново, Бесомыкино, Беляево тож, Марьино и Шипилово).
В первые годы царствования Петра I село Коломенское сохраняло своё значение дворцовой усадьбы. В Коломенском Пётр провел свои детские годы, участвуя в манёврах потешных полков. Но в дальнейшем царь всё реже посещал своё подмосковное село. В 1696 г. после взятия Азова Пётр I на несколько дней останавливался в Коломенском. В 1709 г. после победы над шведами под Полтавой царь снова приезжал в Коломенское и отсюда совершил торжественный въезд в Москву.
После перенесения столицы Российской империи в Санкт-Петербург Москва понемногу стала терять своё значение. Подмосковное царское село разделило судьбу столицы. Оно утратило былое значение и становится усадьбой, выполняющей хозяйственные функции по обработке земли, разведению садов, по охране и ремонту дворцовых зданий.
Тем временем царский дворец ветшал, хотя по личному указанию Петра I под него были подведены белокаменные фундаменты. Императрица Елизавета Петровна, родившаяся в Коломенском, подолгу жила во дворце, что поддерживало сохранность существующих зданий.
В 1768 г. Екатерина II приказала разобрать деревянный дворец. По контуру его фундаментов посадили кусты акаций. На берегу Москвы-реки к северу от церкви Вознесения в 1787 г. для государыни был построен каменный дворец. Здание имело два каменных нижних этажа и два деревянных верхних. С востока и запада располагались входные портики. Главный дворцовый вход соединялся с западным крыльцом церкви Вознесения деревянными мостками.
В 1812 г. в Коломенском стояли войска Наполеона, которые нанесли значительный ущерб усадьбе. Пострадали стены многих зданий, екатерининский дворец, частично были вырублены сады. В 1813 г. дворец Екатерины II разобрали.
В 1825 г. на месте снесённого здания по проекту архитектора Е.Д. Тюрина был построен дворцовый комплекс для императора Александра I Он состоял из трёх отдельно стоящих зданий, объединенных между собой лёгкой прозрачной колоннадой, и одноэтажного деревянного павильона, сохранившегося до наших дней.
В 1835 г. Коломенское посетил император Николай I, который решил построить для себя дворец по своему вкусу. Разработка проекта была поручена придворному архитектору Штакеншнейдеру. По проекту огромный дворец казарменного типа предполагалось пристроить к церкви Вознесения, а с другого конца пристраивалась вторая церковь, по образцу церкви Вознесения. Этот проект не был осуществлён.
В 1859 г. был объявлен конкурс на новый проект дворца. Сохранился вариант проекта архитектора К.А. Тона, также полностью игнорирующий сложившийся архитектурный ансамбль села.
В 1901 г. по заданию Дворцовой конторы был выполнен проект разбивки территории Государева двора и исторической усадьбы на отдельные участки для продажи их под дачи. К счастью, этот проект не был реализован.
Коломенское стало государственным музеем-заповедником в 1923 г. на правах филиала музея «Покровский собор» (собора Василия Блаженного). Первым директором музея «Коломенское» был известный архитектор и реставратор П.Д. Барановский. С 1928 г. музей «Коломенское» стал филиалом Исторического музея. В1966 г. распоряжением Совмина РСФСР он был преобразован в Государственный музей-заповедник «Коломенское» и с 1971 г. стал самостоятельным. В его состав вошли 18 памятников архитектуры, 12 памятников археологии и 9 памятников природы. Общее число предметов, хранящихся в фондах музея, приближается к 45 тыс.
Дьяково
Не менее известным являлось и село Дьяково, ныне составляющее южную часть заповедника «Коломенское» и располагающееся на высоком правом берегу Москвы-реки. С севера оно отгорожено от Коломенского глубоким и живописным Голосовым оврагом, именуемым в древних документах Безымянным.
В сохранившихся документах Дьяково впервые упоминается в духовной грамоте князя Владимира Андреевича Серпуховского, двоюродного брата Дмитрия Донского, завещавшего села Коломенское и Дьяково своей жене Елене Ольгердовне, дочери великого князя литовского Ольгерда. В завещании князь Владимир Андреевич оговорил, что села княгини полностью находились в её распоряжении: «А дети мои в материн удел и в села и что из уделов села подавал есмь своей княгини, не вступаются ни каковыми делами, и в Медкино село с деревнями и в Дьяковское село с деревнями». С этого времени Дьяково находилось в постоянном «опричном» владении московских княгинь. Встречающийся в этом документе термин — «село» говорит о том, что Дьяково в этот период было крупным поселением и было административным центром округи, куда, очевидно, входило несколько деревень. В середине XV в. жена великого московского князя Василия Темного Мария Ярославна выменяла Дьяково у своей тетки княгини Василисы. Первоначально она предполагала отдать село Рождественскому монастырю в Москве, служившему усыпальницей московских княгинь и в котором она завещала себя похоронить. Однако позднее она изменила своё решение в пользу сына — будущего великого князя Ивана III. Так Дьяково снова попало во владение великих московских князей и стало их дворцовой вотчиной. Во всех последующих документах оно упоминается вместе с соседним Коломенским в качестве его «присёлка».
По археологическим данным, село первоначально располагалось не там, где было позднее, а на южном склоне Голосова оврага, ныне частично занятом садами Экспериментального садового хозяйства. Письменные источники, по большей части до сих пор не опубликованные, несмотря на фрагментарность своих известий, позволяют проследить внутреннюю жизнь села, начиная с XVII в.
Судя по описанию 1646 г., в Дьякове было 30 дворов, где проживало около 80 человек. Подсчёт общего числа жителей затруднён тем обстоятельством, что в документах XVII в. обычно фиксировались только мужчины — дворохозяева и их сыновья. Женщины упоминались лишь тогда, когда вдова вела самостоятельное хозяйство. Спустя тридцать лет — в 1676—1677 гг. в селе числилось 27 дворов, в которых насчитывалось около 180 душ обоего пола. То же количество видим и столетие спустя — по данным Генерального межевания второй половины XVIII в. Несколько возросло, правда, число жителей — их было уже 230 человек. Значительный прирост населения в селе приходится на первую половину XIX в. В 1859 г. в Дьякове значится уже 70 дворов с 500 жителями.
По материалам XVII в., население Дьякова, так же как и Коломенского, делилось на четыре категории. Основную часть жителей составляли тягловые крестьяне, работавшие на пашне. Из трёх десятков дворов, составлявших село в 1646 г., 21 двор принадлежал тягловым крестьянам. Другую категорию жителей села составляли «бобыли» — так назывались «непашенные» крестьяне, как правило, не имевшие возможность содержать семью. К их числу могли принадлежать и деревенские ремесленники, также именовавшиеся бобылями. В селе находились и дворы церковного причта местного храма Иоанна Предтечи — священников, дьякона, пономаря, церковного сторожа. Причт находился, как правило, на государевом довольствии («руге»), которое выплачивалось не слишком регулярно и поэтому нередко заменялось предоставлением земельных угодий: пашни, сенокосов и пастбищ, которые причт использовал для своих нужд.
Природные условия Дьякова и Коломенского не способствовали занятиям пашенным земледелием. И поэтому приблизительно с середины XVII в. цари заводят здесь садовое хозяйство, которое обслуживали специально выделенные из тягловых крестьян государевы садовники. Самое древнее упоминание о них в Дьякове удалось обнаружить на двух белокаменных надгробиях, найденных на местном (ныне уже не существующем) кладбище. Надпись на одном из них гласит: «Лета 7157 (1649. — Авт.) генваря 2 день преставися раб божий Филипп Кирилов государев садовник». Рядом находилось надгробие его жены — дочери крестьянина Кирилла Пантелеева, умершей двумя годами позже.
Служба в государевых садовниках требовала известной квалификации и специальных познаний в агрономии. Происходили, очевидно, и наборы крестьян в садовники. Видимо, с этим связано упоминание в переписных книгах 1676—1677 гг. целого ряда лиц, пришедших в Дьяково из других районов, порой весьма отдалённых. Из этого источника становится известно, что Якушка Родионов пришел в село из соседней деревни Кожухово, Васька Данилов прибыл из подмосковного Озерецкого, Мишка Яковлев был родом из Белоруссии, а Пронька Яковлев из далекой северной Тотьмы.
Садовники находились обычно на государевом жалованье, в ряде случаев заменявшемся сдачей в пользование земельных угодий. Служба в садовниках, очевидно, была наследственной, а попытка перейти из садовников в тягловые крестьяне строго пресекалась.
В окрестностях Дьякова насчитывалось до шести государевых садов, при которых состояло до двух десятков садовников. Дьяковские сады XVII в. — это далеко не те сады, которые мы обычно представляем себе. Для того времени не существовало разницы в понятии «сад» и «огород». Сад сочетался с огородом по античным аграрным образцам — грядки с овощами располагались между садовыми деревьями и кустами. В документах того времени сохранились перечни садовых культур: в садах росли яблони, груши, дули (сорт груш), белые и красные вишни, крыжовник, красная и чёрная смородина, сливы, грецкие орехи, малина. Из овощей культивировались капуста, огурцы, редька, петрушка, свекла, шпинат, кресс-салат. Здесь же был устроен и «садок» — искусственный пруд для содержания рыбы. Сады требовали под своё размещение специально подобранных условий: почвы, микроклимата, наклона склона, отношения к сторонам света и т.п. Этим условиям как нельзя лучше отвечал южный склон Голосова оврага, где размещалось Дьяково, и поэтому в 1662 г. село было перенесено на новое место расположения — вдоль Москвы-реки. Прежнее место, по показаниям выборных крестьян, было «пригорожено в государев сад».
Внешний облик села во второй половине XVII-XVIII вв. был довольно типичен для того времени: основная улица, вытянутая в один ряд вдоль обрыва надпойменной террасы Москвы-реки, с домами на обе стороны. Под дворами находилось 11 десятин земли, и средний размер приусадебного участка составлял, таким образом, примерно полгектара (после коллективизации самый большой размер приусадебного участка составлял 25 соток). По соседству с крестьянскими домами находились Потешный и Конюшенный государевы дворы, являвшиеся как бы филиалами дворцовых построек в Коломенском. Здесь же на тяглом крестьянском дворе были поставлены небольшие государевы хоромы, нередко использовавшиеся царём Алексеем Михайловичем. Осталось довольно любопытное их описание в одном из документов того времени: «Государевых хором две избушки поземные, а в них печи ценинные, двери и окошки в обоих избушках обиты красным сукном, ворота створчатые, избушки и ворота крыты тесом, около двора четыре шалаша стрелецкие».
Дьяково было селом зажиточным. О достатке крестьян свидетельствовала богатая орнаментация домов, украшенных пропильными резными наличниками, подзорами, коньками. Во многих домах имелись изразцовые печи. Археологические исследования А.В. Никитина показали, что в домашнем строительстве сел Коломенского и Дьякова XVIII-XX вв. была использована скобяная фурнитура (дверные ручки, замки, ключи, дверные накладки и пр.) деревянного Коломенского дворца царя Алексея Михайловича, скупленная крестьянами при разборке памятника во второй половине XVIII в.
После смерти царя Алексея Михайловича дворцовые постройки в Дьякове приходят в запустение. При Петре I строится новая столица, и, как следствие этого, на московском рынке происходит резкое падение спроса на садовые культуры. Поэтому местные крестьяне переходят на преимущественное выращивание овощей — в основном огурцов и капусты. Они выращивались в огромном количестве и продавались на московских рынках. Сохранилась глубокая, вырытая в земле и обложенная кирпичом цистерна для засаливания капусты во дворе дома крестьянина Ильи Квашнина. По свидетельству источников, солёные капуста и огурцы из Дьякова поставлялись к царскому столу в Петербург. Свой огороднический профиль село сохраняло вплоть до середины XX в. Отсюда и шутливое прозвище местных жителей — «кочерыжники».
Древнее Дьяково знаменито сохранившейся в нём от дворцового комплекса церковью Усекновения Главы Иоанна Предтечи, одной из немногих в Подмосковье, дошедшей от XVI в. Храм состоит из основного престола и пяти приделов: Петра митрополита, Зачатия Иоанна Предтечи, апостола Фомы, Зачатия Святой Анны и придела на хорах во имя царя Константина и матери его Елены, связанных между собой галереей. Точная дата строительства храма неизвестна. Первое упоминание и подробное описание церкви относится лишь к 1631—1633 гг. Поскольку храм является патрональным, т.е. построен во имя святого Иоанна — небесного патрона царя Ивана IV, возможны два варианта датировки: 1547 г. — год коронации государя и 1553—1554 гг. — ожидание им рождения наследника Ивана Ивановича. Тот факт, что два из шести престолов являются «Зачатьевскими», заставляет склониться, в большей степени, к последней датировке. За это говорят и наблюдения над архитектурой церкви.
Дробление внутреннего пространства храма на отдельные замкнутые пространства, каждое из которых увенчано обособленным куполом, вызывало у многих исследователей памятника ассоциации с Покровским собором, более известным как храм Василия Блаженного, созданным в 1555—1561 гг. Такой приём построения композиции храма, как предполагают, заимствован из русского деревянного зодчества, постройки которого состояли из изолированных срубов — «клетей», позволявших свободно варьировать план сооружения. Отдельные элементы декора и наличие открытой звонницы для подвешивания колоколов на западном фасаде позволяют думать, что в строительстве храма принимали участие мастера из Пскова.
Церковь Иоанна Предтечи в селе Дьяково была сразу же задумана как приходская, в отличие от царской домовой церкви Вознесения в соседнем Коломенском, рассчитанной на узкий круг приближенных: её общая площадь составляет 400 кв. метров против 78,5 кв. метра церкви Вознесения. Высота центрального столпа составляет без креста 34,5 метра. Храм в привычном смысле расписан не был. Однако при реставрационных работах 1960 г. на куполе была обнаружена роспись белилами по красному фону под кирпич — круг диаметром 1,2 метра с отходящими от него спиралями. Такая композиция представляет собой солярный символ.
Нередко в престольный праздник русские цари, начиная с Ивана Грозного, отстаивали молебен в церкви. В последнее десятилетие XVII в. дьяковской церковью пользовались как жители сёл Дьякова и Коломенского, так и обитатели таких отдалённых деревень, как Чёрная Грязь (ныне Царицыно). При храме находилось кладбище, варварски снесённое в годы советской власти. Многие из могильных надгробий являлись настоящими произведениями русского камнерезного искусства XVII-XIX вв.
Но Дьяково знаменито не только своей церковью. Название села известно любому археологу и историку. Рядом с селом находится высокий, пирамидальной формы, холм — «Дьяково городище». Здесь находилось поселение древнего человека, укреплённое валами и рвами. Дьяковское городище, археологическое изучение которого началось ещё во второй половине XIX в., дало название целой археологической культуре — дьяковской, занимавшей в VII в. до н.э. — VII в. н.э. обширные пространства Волго-Окского междуречья.
История его изучения довольно любопытна. О его существовании знал еще З. Ходаковский (псевдоним польского историка и археолога Адама Чарнотского), сосланный в Россию в конце XVIII в. за участие в польском национально-освободительном движении. По его мнению, Дьяковское городище являлось культовым памятником — «святилищем». На эту мысль его могло навести языческое капище «Девий камень», расположенное в обрыве Голосова оврага примерно в 500 метрах выше устья ручья. Внешне это — кусок плиты песчаника размером 2 x 1,5 метра с характерными выпуклостями овальной формы. В древности здесь приносились жертвы. По заключению геологов, выпуклости образовались ещё в геологическую эпоху путём осаждения взвешенных частиц на валунах, но у внешнего края камня выпуклости дополнены небольшой искусственной лункой для сливания крови жертвенного животного или установки свечей. Легенда, бытовавшая у местных жителей, связывает «Девий камень» со святым Георгием, который на этом месте вёл битву с врагами и у него погибли жена и дети, якобы похороненные под этим камнем. С этим связывается и способность камня помогать женщинам в деторождении. Отсюда и его название. В легенде в скрытой форме нашли своё отражение, очевидно, подлинные события отдалённых времён: борьба церкви с язычеством.
Копать городище начали местные крестьяне, добывавшие на нем чернозем для своих огородов. В 60-е годы XIX в. им заинтересовался видный археолог Д.Я. Самоквасов, скупавший древние вещи, добытые крестьянами при земляных работах. В Государственном историческом музее хранится его коллекция вещей, носящая название «дьяковского клада». Но по-настоящему археологическое изучение памятника началось лишь в сентябре 1875 г. раскопками сотрудника Румянцевского музея Г.Д. Филимонова. Работы велись с целью получения экспонатов для Румянцевского музея. Для этого были заложены две крестообразные траншеи на площадке городища, не доведённые даже до материка. Краткая информация о раскопках затерялась в малоизвестном издании. Исследование памятника продолжил В.И. Сизов. Работы проводились в 1889 и 1890 гг. на более высоком уровне, чем у предшествовавших исследователей. Проводились работы и в XX в. В частности, их вёл археолог Н.А. Кренке, использовавший новейшие естественно-научные методы исследования (радиоуглеродное датирование, пыльцовый, почвенный и др. анализы). Раскопки дали представление о внутреннем устройстве городища, жизни его обитателей.
Памятник представляет собой небольшое городище, расположенное на берегу реки в труднодоступном месте и укреплённое валами и рвами. Длинный крутой пандус — подъём служил входом на городище. Оборонительные укрепления созданы таким образом, чтобы входящий миновал два ряда валов, развернувшись к ним правой, незащищенной щитом стороной. Жилищами служили полуземлянки и наземные длинные большесемейные дома со стенами типа плетня, обмазанного глиной. Они отапливались каменными или глинобитными очагами. По-видимому, городище представляло собой поселение большой патриархальной семьи. Культурный слой достигает 4 метров и делится на две основные части, между которыми обнаружена небольшая прослойка песка, что свидетельствует о временном прекращении жизни на городище. В нижнем слое преобладает текстильная керамика. Орнамент, напоминающий отпечаток ткани, наносился колотушкой, обернутой текстилем. Отсюда название этой керамики. В верхнем слое преобладает гладкостенная лепная керамика. К первым векам нашей эры относятся и расположенные неподалёку неукрепленные поселения — селища, названные местными крестьянами «Выгон» и «Чертов городок». Очевидно, это были поселения, отпочковавшиеся от главного городища.
Древние поселенцы Дьякова были, по всей видимости, финно-уграми по языку и занимались скотоводством, земледелием, охотой и рыболовством. В состав стада дьяковцев входили в основном свиньи, лошади, крупный рогатый скот и, наконец, мелкий рогатый скот. Промысловыми животными были бобр, лось, медведь, кабан, куница и барсук. На городище активно развивались обработка металлов, гончарное и косторезное ремёсла.
В XI-XIII вв. Дьяково городище было занято поселением славян, которое существовало, видимо, до монголо-татарского нашествия. Позднее люди здесь уже не селились, а поселение было перенесено севернее, на склон Голосова оврага. В XVII в. на городище существовала лишь часовня, построенная из большемерного кирпича и украшенная многоцветными изразцами, которая освящала это место, связывавшееся крестьянами с нечистой силой. Следы часовни были обнаружены во время дореволюционных раскопок.
В 60-е годы XX в. Дьяково вошло в состав Москвы. Новые многоэтажные дома новостроек наступали на деревню, которая ещё долго сопротивлялась их натиску. Но силы были неравными, и противостояние закончилось её сносом.
Садовая слобода
Ещё одним селением Коломенской волости являлась Садовая слобода (или Садовники). Как явствует из его названия, своим происхождением оно обязано коломенским дворцовым садовникам. Судя по писцовым книгам 70-х годов XVII в., в Коломенском числилось 13 дворов садовников, в которых проживало в общей сложности 42 души мужского пола. Они обслуживали обширные сады царской усадьбы. Согласно документам 30-х годов XVIII в., в Коломенском имелось два Казанских сада (располагавшихся за Казанской церковью), Вознесенский (у Голосова оврага) и Новый сад, через который шла дорога из усадьбы в первопрестольную.
В своём первоначальном виде здешние сады были заведены как «прогулочные» (в них имелись цветники и крытые дорожки), а затем их стали использовать для выращивания различных садовых культур. Преимущественно это были яблони, а также груши, вишни, различные сорта слив, крыжовник, смородина, малина. Культивировались также различные овощи, а из редкостей отмечено шесть кедров. Часть урожая поставлялась на царский обиход, а часть поступала в продажу. Во дворец, как правило, шли овощи, в основном заготовленные впрок: различного рода варенья, соленья и квашенья. Однако с переводом столицы из Москвы в Петербург доставка припасов в северную столицу стала обходиться довольно дорого, и поэтому примерно с 40-х годов XVIII в. кислая капуста и солёные огурцы стали по-преимуществу продаваться на московских рынках. Ею занимались либо сами садовники, либо «садовничьи ученики».
По своему статусу садовники занимали промежуточное место между крестьянами и служилыми людьми. Подобно крестьянам они наделялись сенными покосами, «животинными выпусками», но одновременно получали денежное и хлебное жалованье. Оно, очевидно, было неплохим. Во всяком случае, у двух садовников отмечены приёмыши — зависимые работники, а у одного «купленный» поляк. Знания и опыт садовников ценились достаточно высоко. В одном из документов XVII в. упоминается некий Оска Терентьев, просивший перевести его в крестьяне, в чём ему было, однако, отказано.
Садовники жили отдельной слободой и имели своего старосту, который занимался сбором податей и следил за выполнением работ. Кроме старосты к Коломенским садам в 1717 г. был приставлен надзиратель. В его обязанности входило объезжать сады, следить за урожаем и за работой садовников. В 1729 г, появилась ещё должность помощника надзирателя — каптенармуса. Сама Садовая слобода располагалась к юго-западу от Коломенского за Вознесенским садом. В первой половине XVIII в. в ней насчитывалось 48 дворов.
На протяжении XVIII в. происходит постепенное снижение социального статуса садовников. Как и все крестьяне, они с 1723 г. стали платить подушную подать и поставлять рекрутов. Когда же был назначен двухрублевый дворцовый оброк, он был распространён и на садовников. В конце столетия садовники Садовой слободы были окончательно переведены в крестьяне.
Объём работы у них был крайне велик. Помимо возделывания земли, выращивания овощей они должны были охранять их, убирать урожай, доставлять его на торг или в хранилища. За свой счёт они обязаны были высаживать новые деревья вместо вымерзших и засохших. Порой обязательные поставки продуктов были настолько огромными, что местные жители жаловались, что не могут получить с дворцовых огородов такой урожай и приходится докупать овощи у крестьян, «отчего приходят они в конечное разорение». Весьма часто многих из садовников, особенно опытных, переселяли из одного дворцового хозяйства в другое. От таких перемещений страдали остававшиеся, так как им приходилось до следующей ревизии платить подушные деньги за ушедших. Все работы выполнялись своим инструментом, на своих же подводах вывозили навоз и воду для поливки овощей.
По указу 1797 г. Садовая слобода была передана в Удельное ведомство, во вновь созданный Коломенский приказ. По данным 1811 г., в ней числилось 56 семей и 208 душ мужского пола. К середине XIX в. здесь проживали 344 мужчины и 361 женщина. Примерно четверть населения деревни составляли старообрядцы (в 1826 г. — 129 человек, в 1865 г. — 232 человека).
В ходе крестьянской реформы, согласно «Положению о крестьянах, водворенных на землях Дворцового и Цельного ведомств», принятому 26 июня 1863 г., крестьяне Садовой слободы из-за своего малоземелья (на одну ревизскую душу приходилось всего 1,1 десятины) получили в надел всю землю, которой пользовались до 1861 г. За неё они должны были ежегодно уплачивать по 3 рубля 33 копейки с каждой души в течение 2 лет в Цельное ведомство, а затем 49 лет в казну. При этом им запрещалась рыбная ловля в Москве-реке и окрестных озёрах. Административно деревня вошла в состав Нагатинской волости.
Согласно данным 1876 г., в деревне имелись 146 хозяйств, 1 трактир, 3 овощные лавки. Крестьяне владели 405 десятинами земли. Недостаток земли вынуждал крестьян заниматься культивированием наиболее доходных культур, каковыми исстари были капуста (с десятины, засаженной ею, ежегодно получали более 400 рублей дохода) и огурцы (400—700 рублей годовой прибыли). Из полевых культур высаживался только картофель, а зерновых вообще не сеяли. Много внимания уделялось и садам. При этом господствовала однопольная система, при которой одни и те же овощи сажали из года в год на одном и том же месте. Эта практика требовала обильного внесения удобрений, за которыми ездили в Москву, благо расстояние до неё составляло всего 8 вёрст. Несмотря на дороговизну, покупные удобрения (разный навоз) окупались обильными урожаями. Всю зиму мужчины занимались перевозкой их из Москвы. Зимой мужское население занималось также торговлей в Москве заготовленными овощами и картофелем, а женщины — переборкой, мытьём и подготовкой корнеплодов и картофеля к этой торговле. Дополнительными промыслами в деревне занимались мало. По данным 1881 г., ими было занято всего 45 человек, в том числе несколько женщин изготовляли соломенные шляпки (этот промысел пришел из Коломенского).
К концу XIX в. в деревне начинает наблюдаться социальное расслоение. По данным 1899 г., в деревне проживало 1077 человек в 217 хозяйствах. Из них 46 имели наёмных работников. При этом 37 хозяйств свой надел вообще не обрабатывали. Характерно, что 34,8% земельных владений деревни составляли усадьбы, 53% — огороды и лишь 0,5% — луга. 166 дворов имели огороды, 211 дворов — сады. Крестьяне были хорошо обеспечены лошадьми (их имело 73,7% семейств, причём на каждое в среднем приходилось 1,34 лошади), зато коров имели немногие (лишь 23,5% семей). Лошадей кормили, в основном, овсом. Ввиду малой обеспеченности своим сеном (в среднем с душевого надела накашивали всего 5 пудов) дополнительно арендовали пастбища, а также покупали сено в селениях Подольского уезда и на Москве-реке с проходивших барж. Постепенно в хозяйство крестьян начинают всё более проникать дополнительные промыслы: как и в Нагатине мужчины зимой занимались перевозкой снега, льда, песка, а женщины наматывали на катушки хлопчатобумажные нити.
Что касается уровня образования, то до реформы дети крестьян обучались в школе Цельного ведомства, а затем в земском и частном училищах Коломенского (в 1899 г. грамотных и учащихся имелось 278 мужчин и 111 женщин). По данным 1911 г., в деревне появились уже своё земское училище и ветеринарная лечебница.
Период советской власти в истории деревни ничем примечательным отмечен не был. В 1926 г. в деревне насчитывалось 285 хозяйств и 1191 житель. По сравнению с дореволюционным временем количество земли в распоряжении сельчан увеличилось ненамного — в их пользовании имелось 516 гектаров. Промыслы практически уже не существовали, а садоводство, пережившее тяжелые военные и революционные годы, постепенно возрождалось. В 1930-е годы местные крестьяне объединились в колхоз «Красный огородник». В 1960 г. деревня была включена в состав Москвы и просуществовала вплоть до начала 1990-х годов.
По материалам книги Аверьянова К.А. «История московских районов».
История районов Южного округа Москвы
Районы ЮАО: Восточное Бирюлёво, Западное Бирюлёво, Братеево, Даниловский, Донской, Зябликово, Москворечье-Сабурово, Нагатино-Садовники, Нагатинский затон, Нагорный, Северное Орехово-Борисово, Южное Орехово-Борисово, Царицыно, Северное Чертаново, Центральное Чертаново и Южное Чертаново.
